Деньги на реализацию проекта удалось собрать с помощью краудфандинга на платформе «Сила слова».
Первый материал будет опубликован в июле — про то, как 15-летняя Даша снова может заказать в кафе молочный коктейль, её мама перестала бояться покупать сливочное масло, а их спаниель избавился от одышки, потому что ему (и еще унитазу) перестали скармливать всю еду.
Елена Ярмизина рассказала о своем проекте ВОмске.ru:
После того, как завершился крауд-сбор (еще раз огромная благодарность всем причастным!), начала искать ответы на вопросы, которые, напомню, изначально задавала моя близкая подруга. И касались они её дочери-подростка — а потому ответы нужны были не для галочки. Практические и полезные — буквально.
Поиски ответов поначалу привели меня к местному авторитетному врачу-психиатру Ивановой. Она объяснила мне, что такое нервная анорексия вообще, почему от неё лечит именно психиатр, почему психиатру очень сложно и почему поначалу даже самый профессиональный врач не готов прогнозировать исход терапии.
После поиски привели меня к психотерапевту Гудкову, редкой птице для региона, где мало кто знает о расстройствах пищевого поведения. И не потому что регион отсталый, а потому что и в стране об этом мало кто знает. Гудков провел несколько встреч с родителями, а мне объяснил, что такое «жирные разговоры» (вы даже не думаете, что они такие, а они — да), чем полезны умные провокации. Рассказал, как он работает с подростками с расстройствами пищевого поведения, какой это имеет результат, почему это сложно и берутся не все (читай — почти никто).
Вместе с Гудковым мы начали составлять чек-лист, чтобы родители могли «прочекать» ребенка на подходе к заболеванию, а не на подходе к стационару. К слову, поиски ответов в итоге привели меня и туда: в стационар областной клинической психиатрической больницы, куда госпитализируют детей с тяжелой формой анорексии. Гранкина, заведующая детским отделением, рассказала, что происходит за закрытыми от посторонних дверьми этого учреждения. Как действуют врачи, когда случай тяжелый, ребенок истощенный и речь идет буквально о его жизни и смерти. Как его спасают, когда и с какими напутствиями выписывают. Почему не надо бояться положить ребенка в стационар (ну да, потому что умереть страшнее, а от анорексии умирают, всё правильно).
В этот момент в местном стационаре лежала девочка с анорексией, а две с начала года уже пролечились и выписались.
Поиски ответов привели меня и в Москву: там, в специализированной клинике, одной из трёх на всю Россию, гораздо больше таких девочек. И мальчиков тоже. За год через Центр изучения расстройств пищевого поведения (ЦИРПП) проходят около 200 только первичных пациентов с анорексией и булимией. И у них, как и у их коллег, бывает полон не только стационар, но и лист ожидания. И если в регионе еще чему-то удивляются, то там, в Москве, никого уже не удивляет 8-летний ребенок с анорексией.
Пока мы работали над текстом, моего эксперта, врача-психиатра Сологуба, заведующего стационарным отделением ЦИРПП, назначили главврачом. Это радостно, потому что Сологуб реально помог: он, несмотря на занятость, оказался очень отзывчивым и фанатично преданным идее РПП-просвещения. Столичный врач не только подробно рассказал, как борются с анорексией психиатры и психологи «на передовой», но и поделился новинками профессиональной литературы, уже переведенными на русский язык. И помог сделать чек-лист для родителей максимально полным.
Мне стало окончательно понятно, какие варианты есть у родителей, если в регионе ребенок серьезно заболел расстройством пищевого поведения. Стало понятно, как действовать и куда бежать, если это уже точно — всё, оно. Стало понятно, как распознать расстройство на начальной стадии и что некоторые вещи надо просто принять — как аксиомы, и чем быстрее, тем лучше. Стало понятно, на что надо открыть глаза. И про что надо закрыть свой взрослый рот, чтобы ребенок не закрыл свой — в отношении всей еды этого мира.
Моя подруга читала мои черновики. Она писала на полях: «Это мегаважно!» И — «интересный подход, не знала об этом». И — «вот точно, проверено на себе, мы обе поняли, что не справимся сами, всё, потолок». И — «да-да, очень боязно договориться с собой, ведь у ребенка появится «справка от психиатра», которая помешает в дальнейшей жизни… Не осознаешь, что может не быть никакого «потом», никакой дальнейшей жизни».
Что сейчас? Я вышла на финишную прямую и в ближайшее время готова буду поделиться с вами всем этим информационным добром. Мы с командой дизайнеров, фотографов и иллюстраторов собираем под общей шапкой большой standalone-проект, в котором будут подробные экспертные интервью, чек-листы, карточки-инструкции и, конечно, история Даши и её мамы — как живая иллюстрация знакомства этой семьи со всеми кругами анорексичного ада.
Даша, из-за которой (и с вашей помощью) я во всё это и вписалась, благодаря терапии чувствует себя хорошо и на днях окончила девятый класс. Без троек. Хотела бы сказать, что и без анорексии, но правильно будет — в ремиссии и без видимых проявлений болезни.
